Что спасет экономику, когда не хватает рабочей силы?

Не исключение и Эстония – но именно производительностью труда обусловлен наш экономический рост в ближайшие годы.

Нехватка рабочей силы служит ограничителем экономического роста – как здесь, так и в других странах мира. В странах ОЭСР безработица упала до самого низкого уровня с 1980-х годов.

Доля трудозанятого населения в Эстонии побила исторический рекорд и сейчас достигает одного из самых высоких показателей среди стран Европейского союза. Во имя дальнейшего развития нужно совершенствовать способность лучше использовать имеющиеся ресурсы – или, говоря на языке экономики, производительность труда.

Технически производительность труда измеряется путем деления суммы зарплаты работников и прибылей, заработанных предприятиями, на число работников, или потраченные часы работы. Если мы способны при том же количестве труда зарабатывать больше, мы умны и производительны. Но с производительностью труда творятся странные вещи – ее рост после экономического кризиса зачах.

Если производительность труда в обрабатывающей промышленности стран еврозоны в период с 1997 по 2006 год росла в среднем на 3,5% в год, то в 2013–2016 годы – всего лишь на 1,7%.

Еще драматичнее ситуация в США, где до экономического кризиса рост производительности труда достигал 4,5% в год, а после 2013 года средний рост был абсолютно нулевым. Тем парадоксальнее то, что средства массовой информации пестрят постоянными напоминаниями о том, как технология вот-вот перевернет нашу жизнь с ног на голову, а искусственный интеллект и роботы оставят нас без работы.

Попыток объяснить медленный рост производительности труда делалось множество. Пожалуй, наиболее распространенной из них является теория так называемой «ошибки измерения». Многие из инновационных решений последнего десятилетия придали людям ценности, которую трудно уловить статистикой ВВП.

Кроме того, новые бизнес-модели, ориентированные на рост, могут не заботиться о прибыльности, а совсем наоборот – увлеченно прожигать деньги инвесторов, обещая восполнить их в далеком будущем, когда они захватят достаточную долю рынка.

Ни в коем случае нельзя упускать из вида и послекризисную эпоху мягкой денежно-кредитной политики, которая удерживала расходы на выплату процентов сверхнизкими – даже для таких предприятий, бизнес-план которых уже давно превратился в экспонат для исторического музея. Если при нормальных рыночных условиях предприятие было бы не в состоянии функционировать, то искусственно заниженные процентные расходы помогают такому «зомби» оставаться в живых, при этом ничего нового это не может добавить экономике компании, и ничтожными будут как маржа прибыли, так и уровень зарплаты.

Выдвигался и тезис о рабочей силе: с одной стороны, на рынок труда развивающихся стран добавились гастарбайтеры из третьих стран, слабая образовательная подготовка которых не располагает к их применению в чрезвычайно продуктивных отраслях. С другой стороны, проблемой является старение рабочей силы, поскольку с повышением возраста производительность труда человека имеет тенденцию снижаться.

По сравнению с прочими странами Европы, в Эстонии дела с ростом производительности труда обстоят не так уж плохо. Последние сопоставимые данные за 2017 год показывают, что производительность труда на одного работника выросла к тому моменту, по сравнению с 2010 годом, на 11%. Средний показатель стран еврозоны за тот же период увеличился лишь на 5%.

С другой стороны, послекризисный рост производительности труда после кризиса у нас тоже весьма отличался от докризисного периода. В период с 2000 по 2007 год производительность труда увеличилась на целых 52%. По сравнению с 2010 годом, наращивать производительность труда даже быстрее нас удалось немалому числу стран – начиная с наших балтийских соседей, Латвии и Литвы.

На относительной шкале график роста Эстонии все же был правильным, и нельзя сказать, что за последние годы мы не сделали чего-то важного. При этом прибавочная стоимость, зарабатываемая на одного работника – сумма прибыли и заработной платы – в эстонском бизнесе по-прежнему остается очень небольшой. Это особенно бросается в глаза в промышленности, где многие предприятия как раз сосредоточились на узкой производственной деятельности, а более сложную, но лучше оплачиваемую деятельность в сфере продаж и маркетинга оставили материнской компании, расположенной за пределами Эстонии, или заказчику.

Поэтому не удивительно, что, по сравнению с примерами в Финляндии и Швеции, среднему эстонскому промышленному предприятию удается создавать прибыль на одного работника и выплачивать зарплаты в пять раз меньшем размере. Ужасающе большая разница, в то же время, означает, что улучшение своей относительной позиции не должно быть слишком уж сложным делом.