Большое интервью министра Света ДВ: «Первая задача – чтобы сокращения не затронули дороги»

Ощущения, скажу честно, странные, потому что еще две недели назад у меня и в мыслях не было, что к сегодняшнему дню я буду министром, да еще министром инфраструктуры, да еще в таком правительстве. Это первое ощущение. И, конечно, второе ощущение: когда уже получилось погрузиться немножко во внутренние дела министерства, стало ясно, что меня ожидает непростое время, но в принципе я понимал, что эта работа простой быть и не может.

Но я думаю, что у меня есть понимание, как сфера работает, я сам был критиком прошлого правительства, его политики в сфере строительства инфраструктуры, и теперь есть ощущение, что да, нужно доказать, что я знал, о чем говорю.

У меня было два варианта. Можно было сидеть и спорить с телевизором, а можно было попробовать сделать лучше. Получится или нет, будущее покажет.

Давайте честно: о политиках часто судят не по их компетентности, политика – это в целом дело эмоциональное. Думаю, если речь идет о назначении члена правительства, то для очень многих людей было необходимо, чтобы я очень четко произнес, какова моя позиция в связи с Крымом, Украиной, войной, Путиным, санкциями, оборонными расходами и так далее. И я как член правительства понимаю, что ко мне применим более высокий стандарт проверки, поэтому не вижу в этом большой проблемы.

Но, конечно, я не считаю правильным, когда тест на лояльность должны проходить обычные люди или даже рядовые политики, не говоря уже о людях, которые работают в непубличных сферах. Это людей отталкивает, но при этом надо, наверное, понимать контекст. Мы, русскоязычные, просто должны понимать – вот такова реальность, здесь потребляют вот такую прессу, вот такую информацию. Я понимаю, почему это происходит. Не скажу, что это приятно, но пускай всех этих собак лучше спустят на меня как на министра правительства. Но если бы этого не делалось в отношении обычных людей, у нас и с экономикой было бы получше.

Ну если говорить очень просто, то мало денег выделялось на дороги. И вопрос, конечно, еще и в том, как эти деньги распределялись, на что именно.

И еще – мне лично всегда казалось, что у правительства должна быть более активная... нет, наверное, это даже слишком комплиментарно сказано. У правительства должна быть вообще какая-то политика в отношении жилищного вопроса. Как мне кажется, до сих пор у нас такого системного подхода в стране не было.

По-моему, у нас прежде системно не подходили к финансированию дорожного строительства на уровне государства. И парадоксальным образом у меня появилась возможность прийти и попробовать сделать систему лучше. Особенно парадоксальным для меня это делает тот факт, что для начала готовится сокращение практически всех сфер госбюджета, за исключением учителей, полицейских, пожарных и за исключением пенсий и их индексирования. Это то, что никто не будет резать.

Мне тоже придется искать возможности для урезания бюджета своего министерства, и моя цель сделать так, чтобы не урезать инвестиции, не снижать те расходы, которые помогают создавать рабочие места, и сохранять те из них, которые помогают росту экономики. Получится это у меня или нет, покажут ближайшие примерно полтора месяца.

Это был ответ на вопрос, где бы я хотел оказаться через два с половиной года, то есть какие результаты на министерском посту я счел бы успехом. И я действительно считаю, что нам надо не сокращать дорожные расходы, нужно их повышать. Другое дело, когда у нас ситуация, в которой повышаются налоги, и одновременно все правительство снижает расходы общественного сектора на 5, 3 и 2%, соответственно, в течение следующих трех лет. Очень сложно сказать, откуда можно дополнительные инвестиции взять, но, повторюсь, я министр три с половиной дня, поэтому у меня таких ответов еще, наверное, быть и не может.

Моя первоочередная задача заключается в том, чтобы те урезания, о которых мы договоримся в ближайшие два месяца, не затронули дорожную сферу и в целом сферу инвестиций в инфраструктуру, потому что это прямые рабочие места. То есть, государство запускает деньги в эту систему, и они тут же возвращаются в экономику налогами.

Надо будет смотреть за тем, как будет развиваться ситуация, какая будет конъюнктура в экономике, как будет развиваться в том числе и международная обстановка вокруг Эстонии, что будет происходить с ценами на строительные материалы. Мы в строительном секторе, кстати, очень хорошо помним, что рост цен, например, на битум в Эстонии начался еще до полномасштабного вторжения России в Украину. Это началось еще в конце 2021 года в связи с повышением цен на электроэнергию.

Что касается отключения от системы БРЭЛЛ, думаю, что за последние два с половиной года любому здравомыслящему человеку понятно, почему это надо делать и почему это важно для экономики. Если наши производства будут понимать, что у них все время есть фактор риска, который заключается в том, что восточные соседи решат устроить незапланированное тестирование сети или какое-нибудь аварийное отключение, в этом нет ничего хорошего.

Цены вырастут, но давайте не забывать, что, помимо отключения от системы БРЭЛЛ, одновременно идет развитие собственных эстонских энергоресурсов.

Вопреки расхожему мнению, не остановится завтра и сланцевое производство. Мы видели, как быстро, например, в Таллинне, перестроилась компания Utilitas в ситуации, когда у нас резко пропал российский газ и нужно было найти где-то и другой газ, и резервное топливо. И мало кто знает, но в Таллинне была полная готовность отапливать город, в том числе и в ситуации, когда мы бы вовсе не получили газ из большого газохранилища в Латвии. Так что экономика в итоге работает как комплекс – невозможно рассматривать только какую-то одну сферу. И, разумеется, сейчас сложно предсказать, какая точно будет ситуация через полгода, через год, через полтора.

Преимущество заключается в том, что теперь в правительстве есть человек, первоочередной проблемой которого являются строительные инвестиции. Напомню, что до этого был огромный портфель климатического министра. Я надеюсь, что смогу отстаивать интересы своей сферы.

Деньги же не берутся откуда-то из воздуха.

Эти деньги могут появиться у государства, если начнет расти экономика, если будут приходить новые инвестиции. Для этого у нового правительства есть своя программа.

Я всемерно поддерживаю идеи господина Пертенса о том, что нам надо увеличивать расходы на дорожное строительство. И поверьте, я был бы рад гораздо больше дорог строить и гораздо больше ремонтировать. В три раза увеличение – это такая, мне кажется, скорее нереальная цифра в нашем случае. Но думаю, что даже увеличение на 50% даст серьезный эффект с точки зрения поддержки рынка дорожного строительства.

Мы нисколько не сомневаемся, что это необходимо, просто не понимаем пока, где взять денег. Я не хотел бы давать обещания, которые ничем не подкреплены, поэтому, когда у нас будут конкретные результаты работы, тогда мы будем о них рассказывать. Первоочередная задача - сделать так, чтобы дорожная сфера не потеряла деньги.

И вот это, скажем так, то, на чем я сейчас сосредоточен. И после того, как мы убедимся, что на следующие три года у нас есть договоренность о том, как мы сохраняем наш дорожный бюджет, тогда мы будем говорить о его наращивании.

Я надеюсь, что у меня получится в ближайшие две недели встретиться с госконтролером, чтобы как раз изучить те претензии, те проблемы, на которые он указывает. Мне кажется, что была совершена большая ошибка с точки зрения расчета стоимости Rail Baltic, на которую, видимо, и обращал внимание госконтролер.

При этом мы видим, что последние тендеры Rail Baltic стали быстрее, они стали дешевле, чем изначально прогнозировалось. Мы видим, что буквально в конце прошлой недели было сообщение об очередном транше европейских денег, по-моему, размером в 1,2 миллиарда евро для трех стран.

Мне лично кажется, что здесь главный риск связан даже не с тем, насколько быстро и эффективно мы реализуем этот проект в Эстонии. Сейчас, по крайней мере у меня, есть ощущение, что мы двигаемся в верном направлении, и нам удастся его построить к 2030-му, ну, может быть, действительно, к 2031-му или 32-му. Но это не так принципиально с точки зрения железнодорожной инфраструктуры.

Наш главный вопрос заключается в том, что эта железная дорога заработает, когда она будет построена от Таллинна до Варшавы. И мы понимаем, что есть очень большие сложности у наших коллег из Латвии, поэтому я думаю, что одной из первых моих заграничных поездок будет как раз Латвия, Рига, где мы будем встречаться с транспортными министрами, обсуждать, как этот проект поддерживать в хорошем темпе, как вместе искать дополнительное финансирование.

Мы знаем, что у нас есть еще, начиная с 2026 года, пока не до конца покрытые отрезки финансирования. И это действительно тоже будет моей головной болью или одной из моих главных задач.

Лично я и партия социал-демократов (и именно так это отражено в коалиционном договоре) в целом хотим, чтобы в Эстонии появилась системная жилищная политика, мы хотим, чтобы появились более понятные и более доступные меры для реновации жилья, в некоторых случаях для строительства нового. Здесь стоит упомянуть, что в ближайшие два года нам удастся направить в эту сферу более 260 миллионов евро.

Из них первые 160 – это самая масштабная программа поддержки квартирных товариществ и домохозяйств. Она должна быть объявлена в течение ближайших полутора месяцев, и здесь мы поддержим не только небольшие дома на селе, но и крупные квартирные товарищества. В Эстонии очень много старого жилфонда, причем мы говорим не только о советском жилом фонде, мы говорим о фонде 20-30-х годов, а иногда даже о более старом жилье. Этот жилой фонд сейчас очень энергозатратен, он приводит к тому, что у людей не только качество жизни ниже, чем оно могло бы быть, но и очень высокие расходы на коммунальные услуги.

И задача государства, и задача, в принципе, всех государств Европейского Союза – работать над тем, чтобы у людей снижались расходы, чтобы снижались выбросы СО₂, и чтобы люди могли себе позволить более качественные условия жизни. Это то, ради чего мы в целом развиваем государство, развиваем Европейский Союз. И здесь очень много разных компонентов у этой проблемы.

У нас есть многоквартирные жилые дома в районах массовой советской застройки в Таллинне, Тарту, Пярну, где по какой-то причине мало пользуются имеющимися мерами поддержки. У нас есть отдельная проблема в Ида-Вирумаа, где есть отток населения, где в целом практически не работает рынок жилья и очень мало хороших примеров того, как дома бы использовали программу реновации. Но первые хорошие примеры уже есть, судя по практике других городов, они повлекут за собой соседние дома, которые тоже будут реновироваться.

У нас есть отдельная проблема маленьких волостей, маленьких городов, где рынок жилья не работает. У нас есть огромное количество жилья, которое находится в зоне охраны памятников старины, где реновация просто дороже.

В общем-то, цель программы заключается в том, как дойти с мерами поддержки до тех, кто их раньше не использовал.

Нет, потому что в основном деньги, которые мы распределяем в абсолютной своей массе, - это не деньги эстонских налогоплательщиков. Это финансирование Европейского Союза в первую очередь. Ну и да, что касается администрирования этих денег, то, конечно, это не так дорого.

И если вы меня спросите, то, конечно, я бы хотел, чтобы мы могли выделять больше денег из госбюджета на эти программы.

На эти деньги не покупается какое-то оборудование из-за границы, где все налоги уходят куда-то еще. Это рабочие места в Эстонии, самые разные рабочие места, как высокооплачиваемые, так и, например, для людей без высшего образования. Мы понимаем, что они очень хорошо помогают и местным экономикам тоже. И поэтому я придерживаюсь той точки зрения, что если у нас есть квартирные товарищества, которые готовы использовать деньги, нам эти деньги надо давать, потому что мы знаем, что их увидим через год-два опять у себя в бюджете и сможем снова реинвестировать.

Я очень хорошо понимаю, что, когда речь идет о раздаче государственных денег, многие люди обращают внимание на то, что государство часто расходует деньги неэффективно, что там высок процент каких-нибудь просроченных кредитов и так далее. У нас есть статистика, что из всех мер на поддержку реновации порядка лишь 1% всех средств используется неправильно или их не используют и возвращают государству, то есть это максимально эффективное направление для инвестиций.

В данный момент еще открыта мера поддержки на 9,4 миллиона евро, из которой 200 тысяч не использовано. И в ближайшие два месяца мы планируем объявить меру поддержки на 160 миллионов. И есть еще более мелкие, более адресные меры, которые будут объявляться в этом году.

Давайте проясним, о чем идет речь. У государства в течение нескольких лет существовала программа арендных домов, в рамках которой оно софинансировало – это важный момент, не оплачивало полностью, а софинансировало – строительство новых домов с арендными квартирами или реконструкцию имеющихся домов под арендные квартиры.

Мы знаем, что у нас рынок жилья не работает в большей части сельских местных самоуправлений и в маленьких городах. И одна из главных проблем, которая вообще привела к рождению программы арендных домов, заключается в том, что многие предприятия, которые открывают производство, начинают оказывать услуги вне крупных центров, они признают, что им очень сложно привлекать туда работников, потому что они не могут им предложить сравнимые с большими городами жилищные условия.

Они говорят: «Я не приеду в Вяйке-Маарья, потому что живу в современной квартире, а там таких квартир нет». И именно поэтому государство вместе с местными самоуправлениями в нескольких местах с участием местного частного бизнеса софинансировало создание таких вот домов.

Кроме того, в какой-то момент программа была расширена, в ней появился и социальный компонент, когда местное самоуправление могло эти квартиры использовать в качестве муниципальных квартир для местных людей в особой нужде, для ценных на местах работников, таких как работники сферы образования, здравоохранения, полицейских, пожарных и так далее. И я считаю, что этот подход правильный, потому что если у нас где-то рынок не работает, то у нас есть в принципе два варианта.

Вот, скажем, есть местечко в Эстонии, где такой дом был реконструирован – Вастселийна, населенный пункт с очень богатой историей. Наш первый вариант – мы говорим, знаете, у вас рынок не работает, поэтому, в принципе, нам не важно, будут ли к вам переселяться люди или нет.

Второй вариант – мы признаем, что нам важно, чтобы в Эстонии люди жили, работали, чтобы производства были не только в Таллинне и Тарту, но и вокруг них, мы ручаемся, что придем и будем поддерживать, будем искать решение этой проблемы.

Да, но тут, наверное, надо понять, что как раз школ-то у нас сейчас больше, чем учеников. И мы их сокращаем. Если смотреть на ситуацию на селе, то почему сельские и местные самоуправления их сокращают? Потому что они видят, что у них большие школы, большие здания, которые тяжело содержать, в которые теперь ходит относительно мало учеников.

Решение проблемы не в том, что мы где-то построим школу посреди пустыря, и люди будут туда приезжать. Решение заключается в том, что если у нас уже есть где-то поселки и города, где есть население, мы можем поддержать сохранение этого населения или даже подстегнуть рост числа жителей, и тогда содержание там школ, магазинов, почтовых контор, банковских контор, аптек и всего остального будет более рентабельно, и будет помогать сохранению этих мест.

В рамках программы, про которую мы говорим, за последние несколько лет было инвестировано всего 40 миллионов евро, из которых государство 20 миллионов выделило из госбюджета, еще 20 – это деньги местных самоуправлений и каких-то частных девелоперов. Я не утверждаю, что в этой программе все было сделано абсолютно правильно. И насколько я знаю, сейчас как раз ведется аудит – он будет готов, я думаю, в течение примерно месяца. И на основании выводов этого аудита можно будет думать о том, как двигаться с этой программой дальше.

Если мы отвечаем утвердительно на вопрос о том, хотим ли мы, чтобы в Люганузе, в Вяйке-Маарья, в Вастселийна была экономика, и людям там было комфортно жить, то мы должны думать о том, как помочь местным самоуправлениям, местному бизнесу создать там хотя бы какой-то качественный жилфонд.

Почему мы вводим налог на прибыль предприятия? Почему мы повышаем налоги? Потому что Эстония, если хочет чувствовать себя защищенной рядом с Российской Федерацией, должна существенно повысить свои расходы на оборону. Мы должны выполнить план по оборонной политике на ближайшие четыре года. И иным способом, кроме как повышением налогов, этого сейчас не сделать. Далее вопрос заключается в том, кто и как эти налоги будет платить.

И наверное, не дай бог, если бы мы жили в государстве, в котором бы лишь одна партия была у власти, она могла бы проводить свою политику, опираясь исключительно на собственное мировоззрение. Если бы, условно говоря, это была Партия реформ, то, наверное, все налоговое бремя одинаково легло на людей, вне зависимости от достатка, по той логике, что каждый сам кузнец своего счастья. Если бы социал-демократы были у власти и могли бы единолично принимать решения, я думаю, что мы бы ввели в первую очередь ступенчатый подоходный налог, который существует в абсолютном большинстве государств Европы.

Но у нас коалиционное правительство и парламент, в котором удельный вес правых партий исторически самый большой, по-моему, за все время существования восстановленной Эстонской Республики. И, как мне кажется, то, что в этом правительстве родилась схема 2 плюс 2 плюс 2, - это такой некий компромисс между различными подходами, который сводится к простой мысли, что все отдают что-то. Это 2% налога с оборота, подоходного налога и с прибыли предприятий.

С моей точки зрения, в ситуации, когда социал-демократы являются не самой большой фракцией в парламенте, отстоять то, что это бремя целиком не легло на обычного работника – это достаточно важное достижение.

Я думаю, что есть два варианта. Точнее, я думаю, будет две реакции. Конечно, первая реакция будет такая: здесь ухудшается климат, в котором я могу делать свои инвестиции, и у меня снизится прибыль. Наверное, так бы я думал, если бы сам был предпринимателем. А потом я бы все-таки задал себе вопрос, а почему я это делаю? Почему правительство это делает? Почему я должен платить этот налог? И здесь уже должен каждый предприниматель сам себе ответить честно. Понимает ли он, почему Эстонии надо закупить боеприпасы?

Давайте, во-первых, будем смотреть по факту, будут ли отсюда уходить иностранные компании из-за этого или нет. Я, например, думаю, что те же банки, которые у нас являются главными налогоплательщиками, они, например, не уйдут. Но еще раз – давайте посмотрим.

Я думаю, что опять это надо рассматривать в комплексе с мерами улучшения экономического климата.

Почему как утопия? Когда государство говорит «мы ускорим принятие всевозможных планировок», «мы будем снижать количество всевозможных проверок требований», «мы ускорим делопроизводство для получения всевозможных разрешений», думаю, это создает у предпринимателей, особенно зарубежных, мотивацию приходить сюда и инвестировать. Борьба за международные инвестиции – это как раз та задача, которую ставит себе экономический блок этого правительства. Министр финансов, министр экономики будут работать над тем, чтобы предприятия от нас в Латвию не уходили.

Если правительство сможет четко доносить свои позиции, не только поднимать налоги, но и сократить свои расходы... Мне кажется, это самый важный момент не только с точки зрения цифр и того, как сложится баланс бюджета, но и с точки зрения отношения предпринимателей - если он будет видеть, что государство сорит деньгами, у него не будет мотивации эти налоги платить.

Я слежу, в том числе по забавной причине. В тот же день, когда я объявил о том, что стану министром инфраструктуры, Джо Байден объявил, что он не будет баллотироваться на второй срок.

Ну, и, конечно, контекст, в котором мы находимся, связан с войной, которую Россия ведет в Украине. Исход этой войны сильно зависит от того, что будет происходить во внутренней политике Соединенных Штатов. А фигура президента, несомненно, является определяющей для внешней политики страны. От этого очень сильно зависит то, каково будет положение Эстонии, и Европы в целом. Поэтому, конечно, мы все следим за предвыборной гонкой очень внимательно, в том числе на уровне правительства.

При этом надо подчеркнуть, что Эстония – это Эстония, а Соединенные Штаты – это Соединенные Штаты. Эстонское правительство будет работать именно с тем президентом и тем правительством, которое выберет народ США. Мне, как человеку левоцентрических взглядов, приятно видеть, что в борьбу вступила Камала Харрис, которая, как мне кажется, придерживается более прогрессивных взглядов.

Мне кажется, что это в целом хорошая новость для американской демократии. Я действительно считаю, что это будет знаковым событием, если женщина возглавит Соединенные Штаты. Это пробьет маленький стеклянный потолочек, который еще пока не пробит.

Но еще раз подчеркну – правительство Эстонии будет работать с тем президентом, которого выберет народ США. Дональд Трамп президентом уже был, и за это время не схлопнулась система международной безопасности. Думаю, что в широком смысле мы в Эстонии и Европе должны осознать, что мы не можем надеяться только лишь на Соединенные Штаты, мы должны думать о том, как Европа сама может больше заниматься собственной безопасностью.