Селедочная биржа: как «дружеский торг» в кредит веками спасал Эстонию и Финляндию от голода

На берегах Балтики аж до середины ХХ века процветала форма отношений, возникшая еще до появления банков и национальных валют — «дружеский торг». Ни финны, ни эстонцы не тратили на сделки ни цента денег, не платили с торговли налоги и пошлины. Зато традиция не раз спасала местных жителей обеих стран от голодных времен.

Летом 2002 года на рынке в крохотном порту Кламила, в финском муниципалитете Виролахти собралась пёстрая публика: ремесленники, художники, рыбаки и туристы. Половине из них, чтоб добраться до ярмарки, пришлось переплыть Финский залив — но повод для встречи стоил того. Впервые со времен советской оккупации Эстонии на берегу собрались эстонские и финские «sepra» — участники «дружеской торговли» между двумя народами, веками спасавшей от голода рыбаков и крестьян Балтики. На лодках и авто из Эстонии добрались даже старики, менявшие зерно на соленую салаку, и крутившие на сельских ярмарках транснациональные романы еще в довоенной республике.

Они помнили, как перед Второй Мировой финны распевали по кабакам песни про эстонский берег, к которому они гонят лодки с рыбой — «большую сепру к празднику». В рифмованных куплетах речь шла о прибрежном замке Тоолсе, гавани Кунда, заметных с моря шпилях сельских церквей Виру-Нигула, Хальяла и Йыэляхтме, — важных ориентирах для товарного обмена, который в Финляндии называли Seprakauppaa, а в Эстонии — Sõbralaat. Впрочем, участники с обеих сторон охотно принимали имя «sepra» — по одной версии оно происходит от искаженного эстонского sõber, по другой от балтского sepras — собрание, профессиональное объединение.

Безденежный обмен на эстонском побережье продолжался веками, первые свидетельства о нем относятся еще к XIII столетию. Жители береговой Финляндии и островов в Финском заливе привозили на лодках в Эстонию дары моря, прежде всего салаку, а взамен получали картофель, рожь, капусту, молоко и масло, овечью шерсть.

С финской стороны в бартере участвовали жители морского побережья провинций Уусимаа, Кюмменлааксо и даже Карелии. В самые голодные годы эстонские крестьяне поставляли провизию даже на Аландские острова. В Эстонии с принципами «дружеской торговли» были знакомы сельские жители от Нарва-Йыэсуу до Пярну. Многие семьи на разных берегах залива вели обмен поколениями.

«В то время дружеская торговля могла начаться, например, с того, что кто-то из эстонцев покупал рыбу и получал хорошую. Он записывал имя продавца и предлагал в следующий раз быть сепрами. В знак взаимной договоренности такому участнику торгов давали глоток вина, выдавали „дружеские“ книги и ударяли по рукам. Я записал в книгу свое имя, кто я и откуда. Весной впервые взяли бочку провизии в долг. А осенью мы уже могли идти дальше (заключать более крупные сделки)», — цитировала одного из участников обменов финская исследовательница Ева Луко в 1950-х.

Сепры бывали «однолетними» — так называли тех, кто разок-другой приплывал к эстонскому побережью, на месте договаривался об условиях обмена и отбывал обратно в Финляндию, и «многолетними» — и вторых ценили особенно. Для них на протяжении веков был зафиксирован курс обмена: бочка рыбы стоила две бочки зерна или овощей. В условиях, когда финны имели доступ к самым рыбным местам залива, а эстонцы — к лучшим пахотным землям, обе стороны имели повод быть довольными. Особенно с учетом того, что с сепрами всегда можно было договориться о кредите.

Скажем, если на финских островах погода не позволяла наловить достаточно салаки, и рыбакам грозил голод, они могли отправиться к соседям даже с пустыми руками, а сепры ссужали их продовольствем до лучших времен. На ту же услугу могли рассчитывать и эстонские крестьяне в случае неурожая. Кроме того торговля в долг играла большую роль в Эстонии в начале лета. Перед июньским сенокосом, когда прошлогодняя провизия уже исчерпана, а новый урожай не созрел, крестьяне приобретали у финнов соленую и вяленую рыбу — с ней косцы могли сутками не возвращаться по домам. Оплату же производили уже после осенней жатвы. Центром обмена сельди на сенокос был летний рынок в Вийтна.

Некоторые крестьяне уходили из дома на несколько дней или даже недель, чтобы доставить товар для финских «друзей». Самые упорные добирались до ярмарок даже из глубины материка, например, из уезда Ярвамаа. В свою очередь сепры иногда привозили селедку на рынке вдали от побережья — в Раквере и Ярва-Яани.

Масштабы обмена были действительно велики. Петербургский ученый XVIII столетия Бенедикт Франц Херманн писал, что даже в годы плохого лова финны доставляли в Эстонию не менее 1000 телег рыбы. А по данным современного исследователя «дружеской торговли» Раймо Пяймиё, в 1890-х годах, когда обмен уже шел на спад, ежегодно эстонцы северного побережья все еще получали от северных соседей примерно по 500 тонн соленой сельди, отдавая за нее соответствующие объемы овощей и зерна.

Кроме очевидных достоинств были у «дружеского торга» и недостатки. Например, в финских деревнях региона Кюмменлааксо он тормозил развитие собственного сельского хозяйства. Крестьяне были уверены, что всегда смогут выменять на рыбу недостающую рожь или картофель у эстонцев, а потому не инвестировали в модернизацию хозяйств. А на южном берегу традиционный курс один к двум оказался к концу XIX века под вопросом. Ведь новые технологии лова позволяли финским рыболовам добывать все больше рыбы, урожаи в Эстонии теми же темпами не росли.

Запретить или ограничить «дружеский торг» власти пытались по меньшей мере с XVI века. Король Густав Ваза ввел эмбарго против Ганзейского союза, контролировавшего эстонское побережье, но местные жители в обход санкций все равно продолжили менять сельдь на зерно. Не были эффективны попытки извести не платящих налогов сепр и в последующие эпохи.

Спад натурального обмена начался в XIX веке, когда на смену ему стала повсеместно приходить оптовая денежная торговля в городах и приходских центрах. Сыграло свою роль и развитие в устье Невы нового мегаполиса — Санкт-Петербурга. Тамошние купцы охотно скупали и излишки свежей эстонской сельхозпродукции, и финскую рыбу. Кроме того в имперскую столицу ежегодно по системе водных путей доставляли на продажу десятки тысяч тонн зерна с Украины и юга России. Его себестоимость была куда ниже, чем у ржи и пшеницы, выращенной на севере. С годами жители финского берега в случае неурожаев стали полагаться на импортированное из Петербурга зерно, а не на одолженное по дружбе у эстонцев.

Ну, а особенно серьезный удар по меновой торговле нанесла Первая Мировая война, сделавшая плавание в Балтике небезопасным. После ее окончания, в 1920-1930-х годах верность эстонским сепрам сохранили уже только жители финских коммун на внешних островах Финского залива Суурсаари (Гогланд), Тютарсаари (Большой Тютерс), Лавансаари. Ближайший из них лежит всего в 30 км от побережья Вирумаа.

В первые выходные октября 1937 года журналисты таллиннской газеты Maa Hääl погрузились в мощный автомобиль Hudson Terraplane и по извилистым сельским дорогам отправились через Виру-Нигула в деревню Маху, одно из последних мест в стране, где жители еще практиковали «дружеский торг». По пути столичным визитерам приходилось то и дело объезжать плетущиеся в сторону побережья возы с картофелем. В тот день с острова Большой Тютерс, на котором «при длине в 4 км проживало 550 рыбаков и 16 кур», в Маху прибыли одиннадцать нагруженных лодок — финны привезли сушеную рыбу.

«В воскресный день крики на финском и эстонском эхом разносились над прибрежным мелководьем, но большинство выражало мысли на смешанном языке, звук которого порадовал бы некоторых пылких друзей финско-эстонского племени и укрепил бы их веру в возможный языковой союз двух народов», — свидетельствовали репортеры.

Для жителей островов поездка в Эстонию была еще и важным социальным мероприятием. По свидетельству журналистов, в тот осенний день в Маху приплыли 80 из 100 семей Тютерса. Местные юноши жаловались, что из-за ежегодных нашествий финских рыбаков в прибрежной деревне не хватает невест: «Самых красивых забрали сепры».

Нередко финны задерживались в Эстонии на несколько недель, не только обменивая провизию, но и развлекаясь. В 1919-1932 годах, когда в Финляндии действовал строгий сухой закон, плавание в Вирумаа было для рыбаков с островов самым простым способом раздобыть алкоголь. Сепры в ту пору кроме привычного обмена охотно занимались контрабандой водки. Но и с отменой закона «алкотуризм» не исчез — спиртное все еще было в Эстонии куда доступнее, чем в Финляндии.

Считается, что последняя в истории «дружеская ярмарка» состоялась в Маху в 1939 году. Вскоре началась Зимняя война, в результате которой финское население островов было вынуждено эвакуироваться на материк. Гогланд, Большой Тютерс, Лавансаари и прочие более мелкие острова отошли Советскому Союзу, который превратил их в укрепленные военные базы, свободные от гражданского населения. Оккупирована Красной армией была и Эстония, народный обмен между берегами Балтики прервался почти на 50 лет. В 2000-х годах финско-эстонские «дружеские ярмарки» были воссозданы, но уже только символически. Сам институт бартера исчез, скорее всего, навсегда.