Антон Шеховцов: «Путину нравится троллить балтийские страны, а главное – это ему ничего не стоит»

Атаки на подводную инфраструктуру Балтийского моря не закончатся на электрическом кабеле Estlink, считает политолог, исследовавший ультраправые политические силы в Европе и выпустивший ряд работ об их предполагаемых связях с Россией.

Он изучил этот и предыдущие случаи атак, причастность к которым России, по его мнению, почти доказана, – в частности, когда в октябре 2023 года китайский контейнеровоз «Newnew Polar Bear» повредил газопровод и два телекоммуникационных кабеля, а также когда в ноябре 2024 года китайский сухогруз «Yi Peng 3» перерезал кабель BCS East-West Interlink между Литвой и Швецией и C-Lion1 между Финляндией и Германией. Пока все называют это диверсиями, но лучше понимать это как тактику психологической войны, считает он.

Да, я политолог и смотрел на эту проблему с точки зрения политической войны. Иногда ее называют гибридной войной, я не люблю этот термин.

Потому что любая война, какая бы она ни была, включает в себя все действия, как военные, так и пропаганду, и саботаж. Вторая мировая война тоже была гибридной… но НАТО использует этот термин, так что ничего не поделаешь, сложно конкурировать с их доктринами.

Я считаю, что элемент психологической войны России.

Потому что если бы это была более стратегическая деятельность, то все было бы гораздо, гораздо серьезнее. Но это скорее такая тактическая пакость для того, чтобы вызвать какое-то психологическое действие, чтобы запугать государства, чем желание реально разрушить какие-то стратегические кабели.

Балтийское море все-таки довольно мелкое. Поэтому починить эти кабели не так сложно. Да, это займет некоторое время, но это не стратегическое нарушение коммуникации. Это не работы на глубине 1000-2000 метров. Если бы россияне серьезно решили разрушить коммуникации, это было бы не в Балтийском море, это было бы в Атлантическом океане.

И, конечно, помимо запугивания, есть еще момент такого троллинга. Помните, когда Финляндия и Швеция вступили в НАТО, к Балтийскому морю начали применять термин «натовское озеро»? И как бы Россия показывает: ну и что ваше натовское озеро? Смотрите, мы можем рушить коммуникации и, собственно, ничего вы не сделаете. Россия показывает, что она может делать пакости ниже того уровня, при котором способен отреагировать НАТО. Пятая статья устава НАТО гласит, что нападение на одну страну – это нападение на весь блок, и есть порог того, что считать нападением и что активизирует эту статью.

Во время мощнейшей кибератаки на Эстонию в 2007 году Эстония уже была в НАТО. Но это сейчас у НАТО пять областей ведения военных действий и реагирования на угрозы: море, суша, космос, воздух и киберпространство. А в 2007 году было четыре, и киберпространство не входило в список. И соответственно, не было реакции НАТО, вообще никакой реакции со стороны альянса.

А сейчас Россия тестирует новое измерение. Это, повторюсь, такой троллинг.

Вы абсолютно правильно отметили про страх – это оружие психологической войны. А цель ее – изменение психологии общества, изменение поведения в том числе властей.

И еще важно понимать, что у психологической войны, как и у политической войны в целом, эффект является кумулятивным, накопительным. Нельзя сказать, что одна операция повлияла на что-то.

В Кремле понимают, что они вряд ли сделают балтийские страны очень дружелюбными в отношении России: история играет здесь свою роль. Но вызвать страх в этих обществах – это вполне возможно. А мы видим, как страх работает в странах Центральной и Восточной Европы, в Венгрии, в Словакии, в Чехии, в Румынии, в Болгарии. Этот страх ведет к тому, что люди могут вполне однозначно заявлять, что в данной ситуации Россия является агрессором, но вместе с тем говорить, что «мы не хотим оказаться целью какой-нибудь еще более особой специальной военной операции» и «возможно, нужно заключать мир на условиях России». Вот это вполне реальный эффект, это вполне реальная возможность.

Думаю, что в Кремле и вокруг Кремля есть такой проект. И он может сработать.

Тем более, это супердешево. Сколько стоит взять и тащить якорь по Балтийскому морю? Это не стоит ничего. То есть вообще ничего. Танк стоит 10 миллионов евро. Его можно уничтожить за 15 секунд. Он сгорит, если в него точно попасть, и 10 миллионов евро тоже, а это годовой бюджет нескольких пропагандистских ресурсов. То есть, представляете, сколько можно вообще сделать просто за стоимость одного танка? А протащить якорь вообще ничего не стоит. И это крутейшая инвестиция, абсолютно малозатратная, достаточно серьезный психологический трюк.

Тут два тонких момента: во-первых, Москва ждет каких-то сигналов со стороны новой президентской администрации США. Что-то будет зависеть от этого. Но США являются стратегическим противником для Москвы, для Кремля. В то время как европейские страны – скорее тактические соперники, которых, как Москва считает, еще можно обратить в свою пользу.

Так или иначе, но мне кажется и я даже больше чем уверен, что все это продолжится и не остановится. Потому что пока Москва не видит никаких причин останавливаться. А зачем? В чем ценность останавливать эти диверсии, когда психологическая война, в принципе, работает? Зачем останавливаться, ведь с Америкой Россия будет отдельно разговаривать – это совершенно другие вопросы, сверхгеополитические, стратегические. А Европе Россия будет дальше пакостить.

Да, это больший контроль и совместные действия. Нужно готовиться к тому, что Россия начнет использовать не только якоря, но и более высокотехнологичные инструменты, например, беспилотные подводные аппараты. Чтобы быть к этому готовым, альянс должен финансировать инновационные технологии, такие как автономные ремонтные беспилотники и системы мониторинга на основе искусственного интеллекта, чтобы опережать противников; создавать специализированные подразделения, обученные обнаружению и противодействию подводному саботажу; инвестировать в сети мониторинга морского дна и подводных зон для обнаружения необычных действий.

Помочь могут спутниковые и воздушные разведывательные системы, специально ориентированные на отслеживание подозрительных судов, таких как «теневой флот» и объекты сверхсекретного Главного управления глубоководных исследований ВМФ России.

Нужно, наконец, наладить патрулирование районов со стратегическими подводными кабелями, чтобы сдерживать потенциальные попытки диверсии. И разработать международные протоколы для реагирования на подводные угрозы, где будут предусмотрены санкции и дипломатические действия.

Проблема в том, что в этой драке Россия – тот, кто первый бьет, тот, кто может повышать ставки в игре. А НАТО не может себе позволить симметричный ответ.

Внешняя политика не будет для Трампа первоочередным вопросом. Я думаю, что в течение нескольких месяцев она будет на заднем плане. Администрацию Трампа куда больше будут занимать вопросы выхода из Всемирной организации здравоохранения. Это очень большой шаг. Во время своего первого президентства Трамп пытался сделать это, просто Байден остановил процесс. Поэтому для Трампа очень важно репутационно восстановить то, что он делал.

Потом начнутся дискуссии по депортациям. Это будет огромная дискуссия.

И даже, когда после всего этого дело дойдет до внешней политики, то Украина не будет даже на первом месте. На первом месте у Трампа будет Китай, Иран, Ближний Восток. И только потом дойдут руки до Украины.

Сейчас будущую администрацию Трампа все с разных сторон окучивают: есть украинские лоббисты, есть европейские, есть российские. И в администрации сейчас тоже взвешивают.

Понятно, что никакого плана Трампа еще нет. Есть несколько вариантов, разных проектов, на которые воздействуют консультации, происходящие на разных уровнях с разными людьми. Сердцем я жду перемирия, а мозгом… более скептично к этому отношусь. Но мне кажется, что действия так или иначе движутся к развязке более-менее под конец, наверное, 2025 года.

Пока Путин так или иначе находится у власти в России, ничего стабильного не будет. Для него война с Украиной стала очень важным действием в его жизни. И он связывает исход этой войны, которая, как он считает, должна быть в пользу России, со своим историческим наследием. И просто так он от такой исторической славы, наверное, не откажется. И он будет дальше воевать.

В восстание масс я точно не верю. Политологов часто путают с предсказателями. Но у меня нет гипотез. Я пока, кроме его естественного ухода, не вижу никаких других перспектив.

Какая-то вот у меня надежда была на Пригожина (Евгений Пригожин, также известный как «повар Путина», сделал карьеру в вооруженных силах во время операции в Сирии и возглавил частную военную компанию «Вагнер» – прим. ДВ). Но таких людей больше нет. Таких людей больше не делают. Этот человек был совершенно чудовищный. И военный преступник, и все. Но он мог что-то, как мне кажется, сделать, запустить деструктивные процессы внутри режима. Но сейчас я такого больше не вижу.

Навальный не мог ничего сделать. У Навального не было такой легитимности важной. Потому что Пригожин, он же был, как двуликий Янус: с одной стороны, он был легитимен для огромного количества людей, потому что он был частью путинского режима; с другой, он был антисистемной частью режима, шел против истеблишмента, против элит. У него был такой очень мощный популистский надрыв в его риторике, в его действиях. Плюс у него была собственная армия, в сущности – это важно, – и вот это сочетание популизма, антисистемной риторики, режимной легитимности одновременно и такого русского национализма.

А у Навального по всем этим критериям было не очень хорошо. У него не было никакой режимной легитимности. Он воспринимался просто как такой спойлер. У него не было, естественно, никакой армии. И его националистическая риторика уже ослабла в поздний период. Навальный уже был не тем Навальным, которого выгоняли из «Яблока». Был момент, когда его лозунг про коррупцию, про то что «Единая Россия» – партия жуликов и воров», его фильм про Медведева были популярны, но потом все это потеряло мобилизационный потенциал. Революцию не построить на антикоррупционных заявлениях.

А вот у Пригожина, «Шойгу, Герасимов, где снаряды?» – это настолько мощно и абсолютно просто, он угадал настроение населения. Такой вот бунт был. Глупый абсолютно, простой, примитивный. Но это сочетание легитимности режимной и легитимности народной делало его таким уникальным.

Мне кажется, что на данном этапе вряд ли кто-то может из мусульманских стран сделать Чечню более радикальной, потому что прошло это время. Когда было восхождение Исламского государства, тогда это еще, наверное, это был некоторый потенциал. Но сейчас, исламистское направление уже на исходе и принимает другие какие-то формы: сочетание ислама и арабского национализма. И это очень далеко от Чечни. И культурно, и исторически эта связка не будет работать, потому что там нет арабов.

Есть какие-то разведчики, естественно, шпионы западные, которые информируют. Но, мне кажется, честно говоря, на какие-то радикальные действия сейчас Запад не пойдет, и он не будет использовать ту агентуру, которая, я надеюсь, вообще-то есть у Запада в режиме. Она может быть задействована, когда Запад посчитает, что режим настолько ослаб, что можно рискнуть.

Сейчас вообще идет дискуссия о том, насколько эффективны свержения режима в других государствах. Есть те, кто считают, что это – тактика ХХ века, и сейчас это не сработает.

У запада нет какого-то единого подхода, даже в отдельных мощных странах как США, Германия, Соединенное Королевство. Там нет единого подхода к тому, как относиться просто к идее свержения режима.

У меня двоякий ответ. С одной стороны, диверсии, саботаж и другие инструменты политической войны, которые сейчас Россия использует, они возникли все-таки из-за того, что западные страны поддерживают Украину в ее обороне против российской агрессии.

Но замораживание конфликта или какое-то перемирие не остановит действия России, потому что, повторюсь, стоимость этих действий очень низкая, а прибыль, возможно, серьезная – расшатывание некоторого антироссийского консенсуса внутри европейских стран. Это выгодно, это приносит прибыль.

Никаких причин останавливать это нет. Поэтому я думаю, что это будет продолжаться, пока стоимость не вырастет. И это большая задача для натовских стран – увеличить стоимость диверсий для России.