Каллас выбирает родные пенаты

Об этом и других политических событиях, в том числе и о конфузе столичных реформистов – чуть ниже, а начать хочется с пришедшегося на минувшую неделю праздника, отмечаемого 8 марта. Что же мы все-таки празднуем (или не празднуем) в этот день, который в нашей стране государственным праздником не является, но, тем не менее, повсеместно поминается и характеризуется большими мужскими очередями к цветочным прилавкам?

Международный день солидарности трудящихся женщин или весенний день любви, красоты и галантности? Про Клару Цеткин, конечно же, никто уже не помнит (хотя и на самом деле все началось еще до нее). Изначальный смысл дня утрачен не только в народном сознании, но и в официозе тех государств, где праздник отмечается с большой помпой. С утратой этого самого изначального смысла утрачивается и его смысл вовсе. Тем более, что для «праздника весны» и «праздника любви» есть свои специальные дни, давно уже помеченные и в наших календарях. А в шутке про единственный день в году, когда мы уважаем женщину, есть лишь небольшая доля шутки.

Когда пару десятилетий назад в Рийгикогу обсуждался вопрос о возвращении 8 марта статуса государственного праздника, одна тогдашняя депутатка заявила, что, мол, почувствует себя оскорбленной, если ее с этим праздником поздравят. Ну, и про Клару Цеткин вкупе с советской ментальностью ввернула. Самое смешное, что как раз в СССР суть праздника и выхолостили, сведя ее к дифирамбам в адрес «наших прекрасных дам» (через этап «передовых тружениц») и к букетам тюльпанов.

При этом и сегодня у нас остается немало (на самом деле становится все больше) сторонников этого праздника, в том числе и в его прежнем виде – чтобы выходной день, цветы, оливье на столе под водочку или же фуа-гра под бордо, поцелуи, сердечные слова до вечера… И ровно через год повторим. Соответственно, и вопрос о включении 8 марта в государственные святцы не снят бесповоротно и не забыт. Хотелось бы при этом напомнить, что основательницы движения ратовали за женское равноправие – вот про что и день 8 марта, и родившийся в результате праздник. И что, разве сегодня у нас с этим все в полном порядке?

А теперь к текущей политике. Премьер-министр Кая Каллас отказалась сперва от чести быть ведущим кандидатом на съезде европейской либеральной партии ALDE, а потом – от участия в выборах в Европарламент. Первое означает отказ от большого шанса занять высокий пост в Европейской комиссии, второе – в сущности и в конечном итоге то же самое. Хотя, разумеется, не в дальней перспективе.

Трудно сказать точно и исчерпывающе, что же послужило причиной такого решения – неуверенность в избрании или желание сохранить в своих руках бразды правления в родных палестинах? Вероятно, и то, и другое, потому что эти причины взаимосвязаны. Плюс присущее ей упрямство, которое мы давно уже видим в стремлении настоять на принятии ее точки зрения или позиции, которую она поддерживает, не слишком считающегося с масштабами и логикой критики и возбуждаемого общественного раздражения. Тут она, казалось бы, теряет осторожность, но, как это ни удивительно, до сих пор ей сопутствовала удача, которую, впрочем, не надо путать с успехом. В истории такое часто бывало с мастерами политического блефа, в чем Каю Каллас все же не хотелось бы обвинить.

Каковы бы ни были мотивы действий премьер-министра, она со всей очевидностью спутала карты немалому числу политиков и политических сил, причем не только из числа ее оппонентов. Испарились надежды на мирную и «естественную» трансформацию правительства в результате перемещения Каллас из Таллинна в Брюссель, что могло бы ослабить напряжение и снять избыточное «давление в котле» без более или менее радикальных перемен в правящей коалиции.

Такого мнения наверняка придерживались и «соратники» реформистов по тройственному союзу. Теперь им предстоит сделать значительно более трудный выбор на фоне нажима оппозиции, который безусловно усилится и примет еще более острые формы.

Скорее всего, решение Каллас обрадовало не всех реформистов, недовольных падением популярности, которую в немалой степени тянет вниз именно премьер-министр и лидер Партии реформ. Правда, с другой стороны, Каллас едва ли приняла свое решение без какого-либо совета с однопартийцами, волюнтаристски. Не исключено, что в партии посчитали провал своего лидера, которая была переизбрана совсем недавно, в ноябре прошлого года, почти единогласно и совершенно безальтернативно, более сильным ударом по партийному престижу. В чем они, пожалуй, ошибаются.

Неожиданный и совершенно нелепый удар был нанесен по Партии реформ в Таллиннском горсобрании. Реформисты уже предвкушали сладость свержения Центристской партии, правящей в столице вместе с социал-демократами, намеченного на конец марта. Глава реформистской фракции в городском парламенте Пяртель-Пеэтер Пере требовал себе не только кресло мэра, но и «голову Кылварта».

Как он намеревался исполнить это кровожадное желание, не вполне ясно – впрочем, Пере успел за последние пару лет наговорить столько про таллиннскую власть в целом и Михаила Кылварта в частности, что очередная эскапада просто заняла свое место в длинном ряду «однородных членов».

Более тревожные чувства вызывают не ораторские занятия господина Пере и даже не возбудившиеся вновь проповедники крайней надобности лишить постоянных жителей страны из числа граждан РФ и Беларуси права голоса на местных выборах, а появившийся лозунг: «Вернем Таллинн эстонцам!» Разве Таллинн, как и любой другой населенный пункт, принадлежит не всем его жителям, а, скажем, пекарям, токарям или членам муниципальной власти с определенной записью в конкретной строке метрики?

Конечно, давно уже не секрет, что задача лишить обладателей паспортов двух «неприятельских государств», но при этом имеющих еще и ВНЖ в Эстонии, права выбирать свою местную власть и задача свалить существующую столичную власть тесно связаны друг с другом, и успешное осуществление второй сильно зависит от реализации первой. Однако энтузиазм Пере и его соратников был вызван появившимся шансом сменить столичных управителей без хлопотного и оказавшегося почти безнадежным процесса лишения прав изрядной части таллиннского электората, а в результате изменения баланса сил в столичном горсобрании.

И вот тут-то вышел некий конфуз, вызванный не вполне понятными действиями Марии Юферевой-Скуратовски, которая, как известно, недавно перешла из Центристской партии в Партию реформ. Тем самым центристы лишились еще одного голоса, а реформисты его приобрели. Тут важно, что другие беглецы из центристских рядов (не важно, были ли они депутатами горсобрания или нет) присоединялись либо к союзникам центристов в столичной власти – социал-демократам, либо к оппозиционному по отношению к Партии реформ на Тоомпеа «Отечеству».

Закон не позволял Юферевой-Скуратовски стать членом фракции Партии реформ, но никакой закон, разумеется, не запрещал ей голосовать в полном согласии с реформистами. Но оказалось, что сменив место жительства, она почему-то решила сменить и регистрацию, каковая оказалась за пределами Таллинна, то есть в другом самоуправлении. Жить не по месту регистрации у нас вовсе не возбраняется, но нельзя депутатствовать в органе власти там, где ты, грубо говоря, не «прописан». Столичное горсобрание пришлось покинуть.

Но и это еще не все. Поскольку Юферева-Скуратовски избиралась от Центристской партии, а, перейдя в Партию реформ, стала внефракционным депутатом, то освободившееся место осталось за центристами, и замещающий депутат придет именно оттуда. Круг замкнулся, реформисты потеряли столь нужный им голос, а центристы его приобрели.

Остается, конечно же, вопрос: как Мария Юферева-Скуратовски, которая далеко не первый год в политике, прокололась на такой мякине? Сама она объяснила это «человеческой ошибкой». Ой-ой-ой! Воздержимся, однако, от поисков иных причин. Пока, во всяком случае.