Тыну Мертсина: балансировка госбюджета съест рост экономики

Все началось в 2022 году, когда резко снизился спрос на эстонский экспорт, а быстрый рост цен уменьшил покупательную способность нашего населения. Особенно важно, что это в том числе произошло в Финляндии и Швеции, т.к. на них приходится 17% и 9% нашего экспорта. Плюс в Эстонии неконкурентоспособное производство электроэнергии, потому что мы по-прежнему делаем это во многом на сланце, хотя его доля и уменьшилась. Все это дало негативный эффект.

К тому же, в мире повысились процентные ставки, что оказало негативное влияние на инвестиции и частное потребление. Инфляция, превысившая 20%, остановила рост реальных зарплат, которые до этого повышались довольно агрессивно. Плюс мы потеряли рынок России, что нанесло серьезный удар по импорту (мы ввозили из этой страны важное сырье для производства). Экспорт не так пострадал: он и до этого был небольшим.

Да еще и правительство в прошлом году решило поднять налог с оборота и подоходный налог. Это снизило уверенность домохозяйств в завтрашнем дне. Хорошо видно, когда сравниваешь Эстонию, Латвию и Литву – в нашей стране этот показатель гораздо хуже. Хотя это вызвано и общим спадом экономики: люди боятся безработицы и ухудшения своего финансового положения.

Она была таковой во всех трех странах Балтии – разница между ними была очень небольшой. Причина – высокие цены на электроэнергию, хотя в Эстонии она была быстрее и без них: почти половина роста потребительских цен была обусловлена ростом налогов.

У предприятий были большие расходы на производство, и они переложили эти расходы на потребителя. К тому же, по всему миру были сбои в цепочках поставок, что увеличило закупочные цены, а значит, и расходы для предприятий. Поскольку тогда спрос еще был велик, у предприятий была возможность переложить эти расходы на потребителей.

В Эстонии на инфляцию в 2022 и 2023 годах повлиял и тот факт, что люди сняли деньги со второй пенсионной ступени, получив в сентябре 2021 года миллиард евро. По нашим оценкам, 40% этих денег пошло в потребление. 400 миллионов евро – очень большая цифра для эстонской экономики.

В первую очередь просел рынок строительства: количество выданных разрешений на строительство в Финляндии упало на 60% от пика. И финны не прогнозируют, что в ближайшее время этот рынок начнет восстанавливаться (однако мы все-таки этого ожидаем, т.к. будут снижаться процентные ставки, что положительно скажется на рынке недвижимости). Просадка строительного сектора и сферы недвижимости ударила по эстонской деревообрабатывающей, металлообрабатывающей, мебельной промышленности, производителям модульных домов.

В Швеции падение рынка недвижимости уже остановилось, но рост начнется не раньше следующего года. При этом шведский спрос уменьшило и ослабление шведской кроны, хотя ее доля в эстонских зарубежных сделках невелика. По нашим прогнозам, экономика Швеции вырастет в следующем году на 2%, а финская – чуть больше, чем 1%.

То, насколько та или иная квартира доступна для аренды, не влияет напрямую на объем строительства. Какое-то влияние есть, но небольшое. Проблема скорее в том, что прогноз по росту населения на ближайшие годы очень скромный. Падения не предвидится, но рост уже не такой сильный, как раньше. Если в 2016-2019 году в стране была огромная нехватка жилья, то на ближайшие 10-20 лет шведы прогнозируют гораздо более скромный прирост населения, что в долгосрочной перспективе означает меньшие объемы строительства.

В принципе, так можно сказать, ведь Швеция и Финляндия – вместе четверть нашего экспорта. По оценке Тартуского университета, сделанной несколько лет назад, экспортом занимаются около 30% наших предприятий. Но цепочка поставок вокруг них такова, что каждый экспортер находится в двух сделках от 80% эстонских предприятий. Кто-то им поставляет товары, кто-то делает субподряд, кто-то оказывает услуги и т.д. Вот и 80% экономики.

В первую очередь, нужно следить за рынком строительства. От него зависят наша обрабатывающая промышленность: металлообработка, деревообработка, производство мебели, модульные дома и т.д. Второй важный показатель – частное потребление. Оно имеет большое значение для экономик этих двух стран. Но в Финляндии частное потребление уже немного растет, поэтому я бы все же сказал, что следить нужно за строительством.

Он чувствителен к процентным ставкам. А домохозяйства в Финляндии и Швеции более закредитованы, чем в Эстонии. В Швеции долги домохозяйств очень высоки, в Финляндии высоки, в Эстонии поменьше.

В Эстонии повышение процентных ставок сказалось не так сильно. В начале года Swedbank собрал статистику, где мы сравнили изменение платежей по кредитам по сравнению с серединой 2022 года (когда Euribor вырос выше нуля). Так вот, у 70% заемщиков ежемесячный рост платежей не превысил 100 евро. Лишь у 8% увеличение платежей составило свыше 250 евро. Суммы большие, но не катастрофичные. Уровень занятости и умеренная безработица тоже поддержали платежеспособность населения. Вот почему уровень просрочки по кредитам в Эстонии очень маленький.

Это вообще нельзя сравнивать: страны и процентные ставки по кредитам в них очень разные. Это зависит от того, какими были предшествующие убытки по кредитам, насколько велик потенциальный номинальный рост экономики, какие риски и т.д.

А я приведу другую статистику. В период повышения ставок эстонские коммерческие банки платили самые высокие проценты по депозитам в еврозоне. Из-за этого в Эстонии 36% сбережений лежат на срочных депозитах – последний раз эта доля была столь высокой 10 лет назад. 36% – это свыше 4 миллиардов евро. Это означает, что 4 миллиарда евро (20% всего частного потребления в стране) заморожены на депозитах и не идут в потребление. Большая часть срочных вкладов, конечно, – в руках людей с более высоким доходом, которые и так не стали бы их тратить, хотя и люди с более низким доходом внесли свои деньги на срочные депозиты.

ВВП Эстонии перестал падать еще во втором квартале (он не изменился, по сравнению с первым). Но это только если сравнивать поквартально: в годовом исчислении мы все еще наблюдаем падение. По нашему прогнозу, в этом году ВВП Эстонии упадет на 0,6%, в следующем – вырастет на 1,5%, а в 2026 – на 2,5%.

Снизятся процентные ставки, что окажет позитивное влияние как на внутренний, так и на внешний спрос. Начнет расти экспорт.

Но это было бы так, не будь у нас консолидации госбюджета. Повышение налогов, урезание расходов госбюджета – все это может затормозить рост нашей экономики чуть более чем на 1 процентный пункт. Наибольшее влияние окажет перенос отмены налогового горба на 2026 год. Если раньше мы прогнозировали, что в следующем году нетто-зарплаты сильно вырастут, то теперь по нашим оценкам, нетто-зарплаты в реальном выражении немного упадут. Плюс повышение налогов ускорит инфляцию.

Поэтому мы прогнозируем, что частное потребление в следующем году не вырастет, и поскольку его доля в ВВП велика, около половины ВВП, это затормозит рост экономики Эстонии. Я также считаю, что это может негативно повлиять на рост уверенности в завтрашнем дне.

В августе она составила 3,2%. Однако, как и в других странах ЕС, у нас наблюдается сильная инфляция услуг: в прошлом месяце они подорожали на 6,3%. Например, в Эстонии сильно выросли цены на услуги мобильной связи. В еврозоне за инфляцией услуг стоит рост зарплат, что вызвано сильным рынком труда и низкой безработицей.

В Эстонии безработица потихоньку увеличивается, но мы не прогнозируем, что она достигнет пугающего уровня. В следующем году мы ожидаем 7,6%, в 2026 году – 7,3%. Выше среднего, но несравнимо с тем, что было 15 лет назад. И количество работающих у нас велико.

Возьмем Литву. ВВП этой страны на душу населения по паритету покупательной способности выше, чем в Эстонии, а нетто-зарплаты – ниже. Почему так? Все из-за того, что в Литве более низкие цены, да еще и инфляция в этой стране замедлилась быстрее, чем это произошло в Эстонии. Разница в ценах вызвана в том числе тем, что основной партнер Литвы – Польша, где более низкие цены. Основной партнер Эстонии – Финляндия, где уровень цен один из самых высоких в Европе. Это оказало свое эмоциональное влияние. Поэтому и наши потребители ожидают такого же уровня жизни и таких же цен.

Я не верю, что это произойдет в ближайшее время. Если убрать фактор цен, то уровень жизни в Эстонии все равно выше, чем в Литве. Правда, тренд сейчас такой, что Литва растет быстрее. На наш взгляд, в следующем году литовская экономика вырастет больше, чем в Эстонии, а вот на 2026 год мы прогнозируем равенство. Но времени мы уже потеряли много.

Не особо. В то же время постоянно идущие фоном негативные новости о росте цен могут увеличить ожидания роста цен у людей, что, в свою очередь, будет ему способствовать.

С чем можно согласиться, так это с тем, что если будет постоянный негативный новостной фон, если все будут говорить, как в нашей экономике все плохо, а будет еще хуже, что будущее неопределенно, то это ухудшит ощущение уверенности людей в завтрашнем дне. Это в свою очередь затормозит экономическую активность.

По идее да, это должно затормозить рост цен.

Я в это не верю. Полагаю, что любой составитель прогноза заинтересован в том, чтобы его прогноз оказался как можно точнее.

Думаю, что большая часть прогнозов как Банка Эстонии, так и Министерства финансов завязана на внешний спрос. Во всяком случае, логика прогнозов Swedbank во многом основывается на внешнем спросе, внутреннем спросе и прогнозе по процентным ставкам. Скорее всего, на момент составления прогноза Банк Эстонии и Министерство финансов исходили из того, что внешний спрос вырастет, и в этом оказалась причина.

Согласно нашему прогнозу, ЕЦБ снизит ставку в этом году еще раз. К концу года ключевая ставка ЕЦБ по депозитам составит 3,5%. В следующем году ее снизят пять раз, опустив до 2%.

ФРС тоже начал понижать ставку, и в этом году мы прогнозируем, что он снизит ее на 125 базисных пунктов. К концу этого года учетная ставка снизится до 4,25%, а к концу следующего – до 3,25%.

Да. Причем, в США учетная ставка останется выше, чем в ЕС.

Когда экономика долгое время падает, всегда начинают искать, кто виноват. В этом есть и позитивное зерно: мы наконец-то задумываемся о причинах падения.

Что касается субподряда, то наша экономика слишком маленькая, чтобы здесь массово возникали головные конторы и ключевые заводы предприятий. Рынок слишком маленький, и, по крайней мере, в ближайшее время его местоположение не очень благоприятно. Предложить оригинальный конечный продукт в наших условиях очень сложно, хотя некоторые единичные предприятия делают и это.

Плюс не стоит забывать, что когда началась пандемия, многие страны Европы начали дотировать свои предприятия, а в Эстонии поддержка была временной и ее было меньше. Это еще больше ослабляет нашу конкурентоспособность. Поэтому, если мы сможем в таких условиях осуществлять конкурентоспособный субподряд, это уже очень хорошо.

В пандемию были ослаблены требования к государственным дотациям, и возникло окно возможностей для поддержки своих производственников. Сейчас это окно закрывается: требования вновь ужесточаются.

Как известно, большая часть госбюджета – предопределенные расходы, менять можно лишь маленькую часть (по оценкам Госконтроля, около 15%). Большая часть бюджета – более ранние обещания и договоренности. Плюс до сих пор довольно большая часть денег приходит к нам из Европейского Союза, а в будущем их станет меньше.

Объем иностранных инвестиций в 2022 и 2023 годах не снизился. Но мы сильно потеряли от потери импорта из России (в основном, сырья). А вот потеря экспорта не столь важна – он и так был небольшим. Но экономика к этому приспосабливается, хотя война негативно влияет на экономическую среду, и мы способны расти даже несмотря на то, что Россия ведет войну против Украины.

Если его делать умело, он должен дать нашей экономике дополнительные возможности. Если же мы будем слишком с ним спешить, то наоборот, рост нашей экономики затормозится, а конкурентоспособность предприятий снизится.

Основная проблема в том, что в Эстонии много малых предприятий, которые точно не знают, что нужно делать в условиях зеленого перехода. В проекте закона о климате перечислены цели, и компании в курсе, что у страны они есть, но не понимают: а что должен делать конкретно я? Если бы знали, мы могли бы дальше продвинуться в достижении климатических целей Евросоюза.

Денег, которые распределяет этот фонд, в любом случае недостаточно.

Нет, я так не считаю. Влияние программ по достижению климатических целей нуждается в более детальном анализе, просто они требуют большего взаимодействия с частным сектором. Я не хочу сказать, что частный сектор не хочет следовать этим целям, но уровень сотрудничества оставляет желать лучшего.