Найти «алхимика» - вторая часть расследования

В прошлый раз мы остановились на том, что инициатива в выводе денег из фонда VEB Fond (Фонд) вряд ли исходила от российских участников. Чтобы установить, кто именно из Эстонии мог в этом участвовать, имеет смысл посмотреть на последовательность событий.

Первую часть расследования читайте здесь .

1. Кто и зачем заблокировал валюту эстонских предприятий?

Президиум Верховного совета РФ постановил до переоформления  обязательств по госдолгу СССР приостановить  использование валютных средств, зачисленных на счета банков во Внешэкономбанке СССР (ВЭБ) до 31 декабря 1991 года (постановление от 13 января 1992 г. № 2172-1 «О банке внешнеэкономической деятельности СССР»). ВЭБу было поручено только после решения вопроса внешнего долга погашать обязательства перед банками из республик бывшего СССР, чьи средства были заблокированы. В ВЭБ оказалась заблокированной валюта двух эстонских банков - Управления внешних операций Банка Эстонии (БЭ) и United Baltic Bank (UBB). UBB был частным банком. Обязательства ВЭБа перед российскими клиентами правительство РФ приняло на себя.

Что же сделал в этой ситуации БЭ, чьи средства застряли в Москве? Для начала заблокировал средства своих клиентов. Так же, как БЭ, UBB тоже решил возложить проблему на клиентов, заблокировав их валюту.

Более того, Банк Эстонии не предупредил клиентов о возможных проблемах.

Вероятно, что в Эстонии вплоть до апреля 1992 г. клиенты банков UBB и БЭ ничего не знали о блокировании в ВЭБе. Например, в письме банка UBB премьер-министру РФ Гайдару говорится, что письменное уведомление ВЭБа от 12.02.1992 г. о блокировании поступило в UBB только 27.03.1992 г., а до этого момента UBB пребывал в неведении. Получается, что почта шла из Москвы 6 недель, что руководство банка пользовалось только бумажной связью, а поэтому 3 месяца ничего не слышало о блокировании их валютных счетов. Это означало бы, что своими валютными счетами в ВЭБ банк 3 месяца тоже не пользовался и с работниками ВЭБа не общался.

Первое письмо-уведомление от БЭ клиенту о блокировании датировано апрелем 1992 г.  В таком контексте странно допускать, что в БЭ не осознавали, к чему приведёт блокирование валюты в ВЭБ, и не могли позаботиться о клиентах. В итоге случилось то, чего и следовало ожидать: БЭ и UBB три месяца принимали валюту клиентов, а когда приток «живой валюты» оказался недостаточным и стало катастрофически не хватать ликвидности, они заблокировали поступившую до 1 января 1992 г. клиентскую валюту.

Таким образом, в 1992 г. в ВЭБ заблокированы были исключительно средства эстонских банков, которые хранились на корреспондентских счетах, так как эстонские предприятия непосредственно с ВЭБом договоры о расчётном обслуживании не заключали. Средства предприятий в эстонских банках не обязательно должны были блокироваться.

2. Что сделал Банк Эстонии с заблокированной валютой?

Почти одновременно с блокированием валюты клиентов БЭ решил учредить Pohja-Eesti Aktsiapank (PEAP)   на базе своего Управления внешних операций нового банка, а также передать на его баланс часть активов БЭ. Фактически под передачей «части активов» в качестве взноса в уставный фонд нового банка произошёл «слив» на его баланс всех заблокированных требований и обязательств. К РЕАР также перешло право управления блокированным счётом в ВЭБе. То есть, взносом в уставный фонд РЕАР стал откровенный «неликвид», о чем в БЭ прекрасно знали.

Уже в ноябре 1992 г. БЭ ввёл мораторий и в РЕАР, и в UBB, в связи с угрозой их неплатёжеспособности. При этом в решении было указано, что именно блокированные средства стали основной причиной неплатёжеспособности этих банков.

Примечание. На конец 1992 г. на балансе PEAP значилось валюты на корсчетах на сумму, эквивалентную 484,4 млн. ЕЕК, и эти требования составляли более 70% всех активов банка. Также из балансов UBB и РЕАР следует, у одного банка блокированной валюты стало меньше на 5,5 млн. ЕЕК в январе 1993 в сравнении с декабрём 1992 г., а у второго банка на ту же сумму стало больше. То есть, возможно, что часть «неликвида» целенаправленно перебросили из UBB в РЕАР, тем самым дополнительно ухудшив его положение.

3. Что предпринял парламент для спасения денег предприятий, чья валюта оказалась заблокированной?

С подачи правительства 20.01.1993 г. Рийгикогу принял решение о создании Riiklik VEB Fond и о передаче ему всех требований и обязательств по заблокированной валюте. Собственникам заблокированной валюты решено было выдать сертификаты, «компенсирующие их требования».

На обсуждении этого решения член Рийгикогу Лийна Тыниссон сказала, что мало кто из присутствующих в зале понимает, о чем идет речь, и как выпуск «облигаций-сертификатов» повлияет на экономику Эстонии. Она предложила приостановить обсуждение и начать переговоры с представителями БЭ и правительства, но за это предложение не проголосовали, и в конечном итоге решение приняли, хотя очевидно, многие так и не поняли, что речь идет совсем не об облигациях. Проект решения, разработанный правительством или БЭ, содержит много странных формулировок. Например: «в связи с введением РФ санкций против эстонских банков…». Если бы парламентарии вникали в содержание, они бы поняли, что речь идет не о санкциях, а о госдолге. Но парламент не заметил этой бессмыслицы и других правовых странностей своего решения.

Большой вопрос вызывает правомерность создания Фонда. Передача в Фонд требований клиентов к банкам была по своему правовому содержанию переводом долга, произведённым без согласия кредитора, что прямо запрещала статья 220 Гражданского кодекса Эстонской ССР.  Более того, решение о переводе долга принял даже не должник, а третье лицо (Рийгикогу), которое не имело никакого касательства к этим отношениям. По существу, это правовой нонсенс, и мы не знаем, как так получилось, что при подготовке в правительстве проекта решения Рийгикогу о создании Фонда на это не обратили внимания. То ли юристы правительства проект не смотрели, то ли смотрели, но предпочли не заметить... На это обстоятельство 06.12.1993 г. Минюст указал в письме Минфину: «Нельзя в одностороннем порядке решением Рийгикогу забрать права и обязательства кредиторов и передать их в Фонд, а также передать Фонду право представлять государство». Но к тому времени уже было поздно - сертификаты выпустили.

4. Помогли ли сертификаты банкам и клиентам?

Сразу после принятия Рийгикогу решения о создании Фонда и о выпуске сертификатов Фонда было также принято решение о выпуске правительственных облигаций. Облигации были нужны для спасения банков.

В Программе преодоления кризиса банков UBB и РЕАР (утверждена решением совета БЭ № 1 от 12.01.1993 г.) сказано, что из-за наличия у банков на балансе сертификатов на сумму 123 млн. ЕЕК у UBB и 225 млн. ЕЕК у РЕАР эти банки находятся на грани банкротства. «Сертификаты VEB Fond являются финансовыми инструментами только для удовлетворения в будущем, но в настоящее время не разрешают проблем с ликвидностью банков», говорится в документе.  

В сотрудничестве правительства и БЭ была разработана «операция по спасению» банков PEAP и UBB путём их объединения с последующим вливанием средств из госбюджета. 22.01.1993 г. правительство приняло постановление № 25 об условиях выкупа акций UBB у акционеров и о необходимости объединить банки UBB и PEAP. Если акционеры UBB откажутся продавать акции – решено ликвидировать банк. Акционеры не отказались, и банк UBB со всеми заблокированными валютными требованиями и обязательствами был выкуплен государством.

Следите за руками

Для восстановления ликвидности банков РЕАР и UBB правительство решило:

1) выкупить у PEAP сертификаты на сумму 125 млн. ЕЕК по номиналу;

2) Банк Эстонии должен был выкупить  сертификаты ещё на 100 млн. ЕЕК.

Выкуп Банком Эстонии сертификатов провели ступенчато, через кредит. В январе 1993 г. Cийм Каллас подписал от имени БЭ договор о предоставлении беспроцентного кредита PEAP на 100 млн. ЕЕК. Через 3 месяца в этот договор были внесены изменения: БЭ не кредит даёт, а покупает сертификаты за 100 млн. ЕЕК, тем самым обязательство по возврату кредита аннулируется.

Таким образом, правительство и БЭ знали, что реально представляют собой сертификаты как долговые инструменты. Если бы сертификаты имели ценность, они могли бы быть поставлены на баланс банков РЕАР и UBB как активы. Пусть с дисконтом, но всё же как имеющие какую-то рыночную цену. Однако, правительство и БЭ поспешили очистить от сертификатов балансы банков, отнесясь к ним как к «мусору».

5. Дальнейший путь сертификатов

Образованный в результате слияния UBB и PEAP новый Pohja-Eesti Pank (PEP) открыл двери в марте 1993 г. Его платёжеспособность была обеспечена долгосрочными облигациями правительства и депозитами БЭ.

Характерно, что акционерам UBB Мулдиа и Луйку предложили избавиться от акций банка, который совершенно очевидно мог обанкротиться. Официальная версия гласит, что акция по спасению этих банков была предпринята для того, чтобы не ставить под угрозу только недавно запущенную крону и всю финансовую систему страны.

Но почему другие банки в таких же условиях никто не спасал? За 1990-2009 годы в Эстонии существовали 62 банковских учреждения. 6 из них так и не начали деятельность, 24 – не смогли выполнить требований к собственному капиталу. Многие из них были «проглочены» другими банками, преимущественно Uhispank.

Несколько крупных участников банковского рынка начала 90-х обанкротились. В ноябре 1992 г. был объявлен мораторий одного из крупнейших на тот момент Tartu Kommertspank. Уже через месяц началась его принудительная ликвидация. Банк был объявлен банкротом, вкладчики потеряли свои деньги. Оставшиеся неудовлетворёнными требования составили большую по тем временам сумму - 53 млн. ЕЕК.

В январе 1993 г. был объявлен мораторий Revalia Pank. В марте 1993 г. началась его принудительная ликвидация. В апреле 1994 г. банк объявлен банкротом.

В июле 1993 г. объявлен мораторий Narva pank, уже в декабре 1993-го он объявлен банкротом.

В августе 1994 г. благополучно «умер» Еesti Sotsiaalpank. Писали, что основным фактором, повлиявшим на падение крупнейшего на тот момент банка Эстонии, стал вывод из него средств правительства, что спровоцировало массовый исход и других вкладчиков. Решение же о выводе средств правительство объяснило «неадекватностью действий руководства банка и неспособностью приспособиться к новым капиталистическим правилам игры».

Не наличие ли замороженной валюты было тем фактором, который отличал банк, стоящий спасения, от банка, спасения не стоящего?

В ходе целого ряда сделок большая часть сертификатов, изначально выданных банкам РЕАР и UBB, распределилась между правительством (на 244 млн. ЕЕК) и Банком Эстонии (на 103 млн. ЕЕК). Таким образом, банки получили в ходе операции по спасению ликвидные активы, в том числе нормальные правительственные облигации, а заблокированные валютные требования перешли к БЭ и правительству.

В конце 1996 г. правительственным указом с грифом «не для обнародования» премьер-министр Тийт Вяхи уполномочил министра финансов подписать с БЭ договор уступки прав требования к Фонду (т.е. сертификатов). В марте 1997 правительство уступило свои сертификаты на 244 млн. ЕЕК Банку Эстонии с (!) обязательным условием уступить эти сертификаты за 24 млн. ЕЕК другому лицу «в соответствии с соглашением сторон». Кому именно следует уступить, в договоре не сказано. Подразумевается, что стороны это согласовали.

Уже через месяц, 24.04.1997, БЭ заключил договор уступки права с банком Uhispank. Сертификаты номиналом 244 млн. ЕЕК были уступлены с условием, что Uhispank уплатит за них БЭ после того, как получит деньги за дальнейшую продажу сертификатов.

Через год, 24.04.1998 г., к этому договору уступки прав требования было заключено дополнительное соглашение, согласно которому БЭ также уступил банку Uhispank и свои требования (т.е. те сертификаты на сумму 103 млн. ЕЕК, которые ранее принадлежали БЭ). Таким образом, сертификаты на сумму 347 млн. ЕЕК оказались слитыми в Uhispank. Банк также заключил дополнительно ряд договоров уступки прав требования с другими кредиторами, которым достались сертификаты, например с Eesti Merelaevandus AS. Таким образом, на балансе Uhispank скопилось сертификатов на 30 млн. долларов.

В силу сложности пути, который прошли требования к банку ВЭБ, прежде чем достигли счёта в Uhispank, можно задаться вопросами: зачем по инициативе правительства выпустили сертификаты и зачем провели с ними столько операций? Можно ли допустить, что требования к ВЭБ заинтересовали кого-то настолько, что был организован их многоступенчатый кругооборот и таким сложным способом был накоплен большой объём замороженных валютных требований на одном банковском счёте? 

Всё зависит от того, насколько эти требования реализуемы и кто это обеспечил бы.

6. Как решался вопрос с госдолгом и разблокированием валюты?

Попытки решать вопрос погашения  требований иногда предпринимались, но местами довольно странные. В частности, БЭ направил в ВЭБ в 1993 году меморандум в котором в ультимативной форме потребовал немедленной разморозки денег. В ответ на меморандум от ВЭБа пришел ответ, в котором московская сторона в очередной раз подчеркнула, что вопрос возврата валюты является исключительно предметом межгосударственных переговоров: «Вопрос должен рассматриваться на межправительственном уровне. Эстонской стороне следует решать данную проблему аналогично российскому подходу, т.е. взять на себя обязательства перед своими юридическими лицами». Излишне говорить, что Правительство взяло на себя обязательства только по спасению денег в своих банках, оставив всех остальных справляться самостоятельно.

В декабре 1994 г. между БЭ и московским банком UNEXIM Bank было подписано соглашение о намерениях, согласно которому UNEXIM был заинтересован учредить в Эстонии финансовое учреждение («дочку»), в чём БЭ должен был московскому банку «поспособствовать». В обмен на это UNEXIM должен был поспособствовать со своей стороны БЭ в деле «разморозки» требований к ВЭБ. У этого документа есть два необычных в юридическом смысле аспекта. Во-первых, сложно даже представить, что подразумевается под «БЭ будет поддерживать UNEXIM при получении оным лицензии на финансовую деятельность». Подобная «поддержка» не предусмотрена ни одним правовым актом, но это никого не смущало. Во-вторых, планировалось, что банк РЕР уступит UNEXIM требования к ВЭБ за разумную плату, при этом предметом уступки должна была стать вся сумма требований к ВЭБ – $64 млн. Иными словами, в конце 1994 г. БЭ подписал документ, которым подтвердил, что сам вёл переговоры в том числе об отчуждении требований, которые ему не принадлежали и которыми распоряжался Фонд или, по договору, РЕР. Для чего тогда БЭ и правительство организовали Фонд, если ему доверили только почетное право хранить на своих внебалансовых счетах заблокированные активы и пассивы, но не доверили ни переговоры, ни отчётность, ни даже бухучёт требований и обязательств?

В том, что касается обычной работы Фонда, всё было безрадостно. Акт Госконтроля о проверке работы Фонда от 19.03.1996 г. гласит: совет Фонда к работе не приступал, правление не избрано, собрание кредиторов не было созвано, регистра кредиторов нет, делопроизводство не велось. Таким образом, очевидно, что деятельность Фонда в течение более чем 2 лет с момента его учреждения и не начиналась. Случайность?

Согласно акту Госконтроля купленные правительством сертификаты Фонда в обмен на гособлигации на учёт в Министерстве финансов не взяты. Купленные Банком Эстонии сертификаты на сумму 103 млн. ЕЕК отнесены  в БЭ в убытки!

Исходя из риторики документов БЭ тех лет, задача по восполнению ликвидности двух банков состояла в том, чтобы спасти их от банкротства, а тем самым спасти деньги клиентов и вкладчиков. Но чем тогда клиенты, чьи валютные требования были обменяны на сертификаты, принципиально хуже остальных клиентов BUP и PEAP? То есть спасать деньги тех, у кого были депозиты – святая задача БЭ, а деньги тех, у кого были валютные счета, не стоят спасения? Что мешало государству поступить аналогичным образом с требованиями всех собственников валютных счетов, то есть выдать всем ликвидные и имеющие реальную рыночную ценность облигации внутреннего госзайма? Дорогое удовольствие так спасать предприятия? Возможно, но именно таким образом поступила со своими резидентами Россия. Клиенты ВЭБа получили облигации госзайма, т.н. «вэбовки», которые не только имели хорошую рыночную ценность, но и отлично спасали в ранние 90-е от инфляции, т.к. были номинированы в долларах, а не рублях и гарантировали 10 % годовых. Но правительство ЭР приняло решение о выпуске облигаций только для рекапитализации своих банков, слитых позднее в один. . 

7. Последний акт финансовой пьесы

В 1998 году сертификаты общей номинальной стоимостью 30 млн. долларов, аккумулированные банком Uhispank в результате скупки, были переведены на счёт российской компании TSL International (TSL).

Со счёта TSL в Uhispank  они были перечислены на счёт TSL в ВЭБ. Компания смогла конвертировать эти требования к ВЭБ в валютные облигации. Договора между TSL и Uhispank в архиве БЭ нет, но второго пакета сертификатов на 30 млн. долл. просто не могло быть по арифметическим соображениям, т.к. все требования, заблокированные в 1992 году составляли 63,5 млн.

Получается, что путь от замороженных требований до валютных 10%-х облигаций правительства РФ каким-то чудом прошли только сертификаты, доставшиеся поначалу UBB и PEAP, а затем перешедшие к правительству и БЭ. Сертификаты остальных кредиторов, которые не продали свои требования, так и остались непогашенными.

Как показала практика, для восстановления платёжеспособности банков правительство приняло решение выкупить сертификаты по номиналу за (!) ликвидные облигации правительства. Таким образом, разницу между облигациями в общепринятом смысле и сертификатами Фонда инициаторы их выпуска отлично понимали.

Помимо того, что Рийгикогу принял решение с прямым нарушение действующего Гражданского кодекса, он также принял решение об образовании Фонда и об эмиссии компенсационных долговых бумаг, которые не были предусмотрены ни одним нормативным актом. Согласно условиям выпуска, Фонд как эмитент не брал на себя обязательства по выкупу сертификатов (в отличии от облигаций, которые эмитент выкупает и погашает). Сертификат был уже компенсацией долга сам по себе, но только давал право получить некую долю в имуществе Фонда, если таковое в будущем появится. Заниматься предпринимательством Фонд не мог и имущество у него так и не появилось. Сертификаты оказались фантиками в буквальном смысле. 

Защитой интересов держателей сертификатов уже много лет занимается присяжный адвокат Индрек Леппик. После того, как попытки взыскать причинённый кредиторам ущерб в многочисленных судебных инстанциях Эстонии остались безрезультатными, Леппик обратился с жалобой в Европейский суд по правам человека. ДВ задали Леппику вопросы о том, как, по его мнению, соотносится то, что сертификат называют «компенсацией требований», с тем, что сам эмитент (Фонд) не взял на себя безусловное обязательство погасить требования из этой бумаги? Можно ли утверждать, что правительством была изобретена некая ущербная «псевдо-ценная бумага» непонятного типа и правового содержания и что кредиторам в обмен на валютные требования выдали, по существу, «неизвестно что»?

Также ДВ спросили у адвоката, как он оценивает то, что решение Рийгикогу о создании Фонда противоречило Гражданскому кодексу и почему не потребовали признать недействительным решение Рийгикогу 1993 г. с последующей двусторонней реституцией прав (т.е. возвратом кредиторам их требований к банкам) на том основании, что решение Рийгикогу противоречило нормам права высшего порядка (ГК) и нарушало права кредиторов? Ответа на вопросы Леппик нам так и не предоставил. 

Autor: Aнастасия Тидо